АЛЕКСЕЙ ДАЕН
ЖЕНЩИНА СВЕРХУ
КРУГ
Лица — в тени они
Выхожу из сети радара
Вдруг — светофор —
Цвет кожи меняется
И пунктуация шагов
И скорость пешеходных светофоров
И — солнца омлет —
Изредка — над дождём
Прячусь в лужах
чужих
слёз
ДАЛЬНОСТЬ
Движение двух рук — усталых
под натиском чужого дня —
и
где-то между
дальность —
ноябрь
переводит стрелки —
визг барной девушки
с
двумя грудями —
в ночную пустоту
СТОЛ ДЖЕНИН
вот — пепел —
стакан — и — нет —
партитура
пепельницы перезаполненной
кустодиевская женщина
полна добра
и я полон ею
и всё пытается
испортить ветер
из приоткрытого окна
но...
ПЕРЕВОДЫ
Молчание — в слове
И воздух квартирный — закрытый
Боль рядом — изнутри
Всё — в сон
И стихотворо-переводы
И — сегодня
ПАМЯТИ САШИ ТКАЧЕНКО
развесил жизнь на стенах —
зонты, жилет, для красок сумку,
зажигалки и топор;
другое...
но в потолок — мой взгляд
где лампочки дневного света
разбрасывают семье по углам
... прикуриваю вновь
и пью всё тоже
матрац скрипит — ведь надо мною
молодёжь живёт
... и рад за них
и кажется, что 008 будет зол,
жесток, и вторя предыдущему — смертелен —
для лучших —
как везде, всегда.
BRYANT PARK
... а полная гармонии
была минуты
три:
луна — повисшая
над катком ; ЦБ
и диск-жокея зов —
иерихонских труб —
и — никого —
у новогодней ёлки
(christmas tree)
СТОЛ—НАД—УДАР
мне кажется —
всё, что официанты подносят —
жесть
Я бегу
сыр прилипает к подошвам моим
Вот они!
В сторону, сторону — шаг
и выстрел глаз
Один
25.12.07
Падает поэт по Нью-Йорку
разбросан
метро автобусы такси
на морозе в бушлате
шаги его дробят асфальт
в ночи
КРОВЬ
ИННЫ
Она
пришла, совершенно незнакомая, сняла юбку и
прилегла
на диван.
— Вино?
— спросил.
Сучка
кивнула. Китайский штопор долго не мог
преодолеть
противостояние пластиковой пробки.
В
дорогих магазинах не закупаюсь; тем более:
«блядь»,
— я подумал о ней, тем более, что скорее
всего,
блядью в данной ситуации был я;
разлил
вино по бокалам, она что-то произнесла, и
мы
выпили. Валетиком на диване глядя
друг
другу в глаза пили сульфидное пойло. Вряд ли
она
понимала цель своего приезда, я
недоумевал
о надуманной цели её присутствия.
Не
помню как познакомились. Помню лишь,
что
вручил какой-то барышне свой адрес
и номер
телефона.
Напротив
меня и в лифчике, одном лишь.
Угадываю
размер. Не ошибаюсь. Подливаю в бокал.
Улыбается.
Прикасаюсь к плечу. Глаза её карие.
Хотя,
когда познакомились, казалось, что они
серо-зелёные.
Ошибся опять. Я произношу тост.
Невпопад.
Но, — работает. Как её зовут? Не важно.
Мы
чокаемся и она снимает лифчик. Соски цвета
носа
ирландского сеттера направлены мимо меня.
Наливаю
опять. О чем говорить с ней, — не знаю,
завожусь
беседой. А ведь странно мы познакомились.
Кивает
она. Опять немота.
— Если
б не твоя грудь, то... хуйню спорол... .
Скажи
хоть что-нибудь.
— Тебе
что, моей груди не хватает?
Чёрт
возьми, сколько жоп подобных этой отсиживали
мой
диван? А эта еще, блядь, — русская.
У меня
же на них аллергия. И даже не потому
что я
уехал из Советского Союза,
чтобы
избежать всех их. Нет, я бежал их менталитета.
И здесь
спасался от колбасной эмиграции, тех кто
из
провинции в столицу, из местечка — на велфер;
бежал
от семечек на кофтах. Инна пригубила стакан
немецкого
вина. Груди и ноги её составили девяносто
градусов.
В девяностом году, в далекой уже Италии,
точно
также сидела Джованна из Милана, полная секса.
Инна
начала щекотать мои левые подмышки большим пальцем
правой
ноги. Я попросил ее остановиться. Послушалась.
— Сука,
блядь. Ты не единственная в мире с сиськами!
Я встал
и, случайно, коленом перевернул кофейный стол.
Бутылка
вина фейерверком осветила паркет.
Я дал
пощечину, которую она не заслужила.
Вдруг
стало темнее. Перегорела одна из лампочек.
Моя
будущая сожительница стала выглядеть много старше.
И вдруг
раздался гром.
По
подоконнику начали барабанить боксёрские капли.
По
крыше стали бить ветки. В дверь стучать чужие люди.
Телефон
стал разрываться незнакомыми звонками.
Инна
сняла трусы.
Начал
протекать потолок. Влагалише
Инны
оказалось небритым.
А лицо
её — совсем не молодым.
Мои
дёсна и нос кровоточить стали.
В
входную дверь били кулаками.
Прикоснулся
языком к небритому влагалищу Инны.
И кровь
заполнила квартиру.
ПАМЯТИ БОРИСА ЛУРЬЕ
Разрыв и — без слов — порядок
Противится ключ,
но — захожу
кто здесь?
души покинувших
скоро — почти одного —
справлюсь
И ключ вновь
И на засов
И стрелки часов —
на запад
— ...я здесь
ЛЯГУШКОЙ КАМЕНЬ
на Long Island Sounds
в—и—над—водой —
поэта воздух;
и трепет облаков —
их перьевое опаданье —
сегодня —
первое:—
и в штрих
ЛИСТЬЯ ПО КРУГУ
По кругу листья — ветром
сдувает шляпу —
гаучо — мою.
Опять: из Бруклина в Нью-Йорк
но с радостью, тоской;
отбросить похоронки в сторону;
и год начать.
В БОКАЛЕ
Подлодкою лимон в бокале
И тусклой в пепельнице сигарета
Не стол — а поле боя
И — вот — на нём — стихи — бумага
К чему кого-себя клоню?
Клонирую? Склоняю?
Тьма за окном,
В душе — иначе —
Бессмысленно
Извне
Проигрываю прошлые интриги
И молчу
ЛУК
пытался из лука луком зелёным стрелять
тетивой — горечь
так никуда не ушла —
в сантиметре упала
не задев никого —
естественный ход событий:
ушедшая вечером женщина
и тающий снег в дожде
в этом много от современного:
глобальное потепление
интернет на ладони
противозачаточные таблетки
использование мужчин как вибраторов
но жить-то не так противно:
в заснеженный парк нью-йорка зайдёшь
и влюбишься сразу во всех/всё
согреешься коньячком
старые вспомнишь стихи
написанные накануне
ВСЕ НА Б
Очередной пролёт подземки.
В который раз? В запой!
На этом фоне киснут все:
Бродские, Бахчаняны-художники...
Чёрт с ними.
Заходит длинноногая, меняется всё; и крысы...
Представляю: крыса взбирается по чулкам красавицы,
рвёт трусы, влезает. И хвост торчит.
Понятно, — откуда. И рванные чулки уродят.
Утро=водка. Утро=ностальгия. Утро=смерть вчера.
Вчерашнего дня. Опавшая грудь одной,
сверх-соски вчерашней. Всё=ничто.
Подходит кошка длинношерстая.
Чесать её. Чёрт! Стакан об стену.
Пластмассовый — не бьётся. Откуда вдруг?
Поезд въезжает в Нью-Йорк.
Вагон заполняют плюшевые жопы и силикон сисек.
Всё рвётся: желания, возможности, будущее, прошлое.
Хватит!
Вон! На поверхность!
Всё тоже.
Дом.
Нет сна.
И завтра будет холодным.
СТОРОНЫ
Цементом двор залит
и ни ростка
и отмирает старый дуб
упёршись в стену.
Это март.
Диагнозы болезней
и нежелание рабом быть
собственного тела.
А пару лет назад
балкон
с видом на двор
был солнцем освещён.
Стихи писались и картины.
Вялость
сегодня к горлу подступает
и к телефону тянется рука
и отступает
словно конквистадор
глядящий в будущее трезво.
Не всё игра
и будет много изменений.
В какую из сторон? Их много...
РЫБАЛКА
Страх помноженный на беспомощность
весной Нью-Йорка 2008-го года
Удавкой вокруг округлостей кружится
пинцетом в кошелёк лезет
Заплачу — и оттает —
такие мысли оккупируют голову
Но во дворе-пищеблоке иные правила —
дворец требует
Я не о деньгах —
о чём-то насущном более
О том, что красивее жестами
выразить
О котомке лекарств
о дочери не ночующей дома
О похоронках —
грибах весенних
Вижу — расстрел —
в южном городе
Пули летят
по касательной
Уезжаю — здания рушатся
за ними — любви
дружбы и семьи
Всё — домик карточный
Я однажды вышел из дома —
так вся поэзия русская пишется
Лист порвал в клочья —
надорвался — так истинная поэзия выглядит
Далеко за полночь —
под носом сопля с сигаретой
По опросам — на родине
стихи не понятны
Длинные тире изгибаются
удочкой смысла клёва
Но рыбка — увы — не золотая —
окунь блестящий на солнце
Пророк — безобидная
в техническом смысле профессия
Только рок
и без «про» случается
Вот и формула:
я минус я
Все остальные знаки —
ваши тире препинания
ПАРКОВКА
Три раза: —
поворот налево
Усмешкой светофор
— парковка —
Другая сторона сегодня
и каблук на бордюре
её
всей свежестью декад
ДРОННИКОВУ, КОЛЕ
Как можно проще —
минимальным слогом
бумагу замарать
всё плачет — Она
И не помню о чём
И градус выше
близких отношений
Что-то ночью...
Пора недосказанная
просит точку (.)
И ставни пропускают комаров
Лёд растворяется
и нужен подвиг супротив —
в молчание
БЕЗ Я
Движение увядшее
Здесь кто-то сник
И поворот налево запрещён
Знаком дорожным
Семейной жизни
Эскиз вдруг: грудь девичья во сне —
Глядит и на Восток
И Запад
И невпопад иных вдруг вспоминаю
И путаюсь
И в формах и во временах
Зачёркивая однобуквенного Я
На спину падающего
БЫЧКИ
Её уход — белые бычки белые
/докурю свою — опустошу — пепльницу\
Её звонок — в три утра — будильник
В этом есть сверхчеловеческое
— чувство никем непрописанное
Как нас в разных городах наверстать?
МОНРЕАЛЬ — НЬЮ-ЙОРК
Не проскользишь —
Смеётся булыжник Монреаля
В первый день 2009-го
И мы — по нему —
Московским шагом —
Не упасть!
Солдатской поступью по Рю Шёрбрук
И офицерской — к бару —
Не проскользнёшь мимо
Стулья покрыты пальто
И два англо-героя из Сесеми-стрит
Шутки правят
Но ждут такси и аэропорт
И лайнер с малозначными
Заглавными АА
Скоро — Нью-Йорк
Я наливаю —
Не себе
В ДЕРЕВНЮ!
ЗА город!
Хоть, я — за город!
К плечу жены прильнуть
Спать по-кошачьи
В тихой электричке
Когда-то в Миргород,
Хмельницкий, куда ещё?
Теперь — Лонг-Айленд...
Третью ночь уже не сплю
Чернобыля, Москвы кошмары
И Америк вспоминаю...
Я падчерице о Чечне и Грузии
Немного рассказать хотел
Но её удел — татуировки и тусовки
Мне 37, но я совсем старик:
То с тросточкой, то медленно хромаю
Сказали: операция,
А я ответил: нет
И кошка замурлыкала: не надо
Прогноз на выходные: будет дождь
Но я в деревню, один чёрт, — поеду
...возможна ранняя малина...
МОР
Весна’2009 —
На поэтов мор
Приходит в голову Ерёменко:
Придушить всю поэзию разом!
Парщиков, Межиров, Лосев...
Не буду продолжать список
Есть живые
Средь них есть друзья
Настала жара
Живых считать?
У соседей лает щенок
Моя кошка с кульком играет
Дятел долбит во дворе моём клён
И в пиве водки больше
Храп жены
Шелест листвы
Батарейка садится в сотовом (поправимо)
В монитор смотрю
Чешу бороду
Закуриваю и думаю:
Не сжечь ли все энциклопедии?
ТАНКА ДЛЯ В. С.
во дворе заве
лись две вороны — карка
ют без останов
ки, даже мой любимый
дятел улетел.
Ю.К.
Твоё тело выглядело лучше в чёрном платье шерстяном
Чем без оного
Ноги чулочные летали выше крыши
А лифчик расстёгивался у подножия Анреевского Спуска
В Киеве
В восьмидесятые
Не знаю жива ли ты — татуированная девочка
Сидящяя на мне 25 лет назад с менструацией
На Владимирской горке
Что было до Тампакса —
Ты протирала ватой
Меня и себя
И — глупая — боялась забеременеть
Я гражданин теперь иной страны
И падчерице моей — 21
Жена моя тебя намного выше ростом
И кошка есть
Прощай — воспоминанья надоели
Реальность мне отныне по плечу
Срифмую: о тебе отныне я молчу
ОПЯТЬ НИ О ЧЁМ
Который день пытаюсь вспомнить имя
Девочки
С которой ходил на премьеру АССА
Много лет не могу воспроизвести
Лицо
Минетщицы Яны (1985-й год)
(помню коленки)
Альцгеймер попутал ли?
Всё в прошлом веке —
Вру!
Сам себе — как обычно
Виной ли дождь тому?
Или бессонная ночь?
Писать стихи
Или слогать?
ЯЗЫКИ
Жена поэта Адама Шипера
Не говорит со мной по-русски
Любое слово моего родного языка
Вызывает у неё память о ГУЛАГе —
2 голодных и холодных страшных года
Адам пережил Холокост
Ему неприятна немецкая речь
Эта чета с любовью вспоминает Польшу —
Лодзь, Врашаву и т.д.
Часто бывают там
Одинаково ненавидят Сталина и Гитлера
Любят США
Мы общаемся по-английски —
Языке не родном для нас
СТАРЕЮ:
Не курю после секса.
Сплю.
ИЗ ПИСЬМА Андрею Пионтковскому
легко войти в Историю;
трудно из неё выйти
ЧЕТЫРЕ СТРОКИ
Набрыдли эти предместья
А другие — подавно
Нужен дом на севере штата
С картофелем и ягодами
НЕ СТИХИ
пишу нынче.
Историю.